К 150-ЛЕТИЮ РОССИЙСКОЙ АДВОКАТУРЫ

(20 НОЯБРЯ 1864 ГОДА)

Михайло Михайлович Сперанский и его идеи о способах преобразования русского общества. История российского терроризма. XIX век. Борьба с произволом царской администрации в отношении политических ссыльных в Якутской области.  

Идеей, лежавшей в основе представлений Сперанского о наиболее плодотворных направлениях и способах преобразования русского общества, была мысль о теснейшем взаимодействии различных сфер  общественной жизни.

Так, например, изменение существовавшей в России формы правления Сперанский прямо увязывал с ликвидацией крепостничества. «В самом деле, каким образом можно основать монархическое управление по образцу, выше нами предложенному, — писал он в одной из своих записок, — в стране, где половина населения находится в совершенном рабстве, где сие рабство связано со всеми почти частями политического устройства и с воинской системой  и где сия воинская система необходима по пространству границ и по политическому положению».

Ставя вопрос о создании в России независимого в экономическом и политическом бытии своем сословия, с помощью которого только и можно было, по его мнению, обеспечить независимость законодательной власти от исполнительной и тем самым наполнить подлинным содержанием внешне политические формы. Сперанский указывал, что независимость этого сословия может быть обеспечена, в свою очередь, лишь при развитом общественном мнении. Но появление такого общественного мнения возможно лишь при условии просвещения населения, а следовательно, ликвидации крепостничества. Потому как просвещать народ и одновременно оставлять его в рабстве означает дать ему возможность живее почувствовать горестное свое положение и тем самым вызвать массовый протест с его стороны,  который может привести к разрушению государства. «Из человеколюбия, равно как из доброй политики, должно рабов оставить в невежестве или дать им свободу».

Для обеспечения прочности общественных преобразований необходимы прочные законы. Но последние предполагают, в свою очередь, справедливый суд, который невозможен без образованных судей, искусных законоведов, просвещенной публики, совершенной работы тех органов, откуда дела поступают в суд.

Одним словом, реформа любой отдельной сферы жизни русского общества, будто по волшебству какому, немедленно попадала в замкнутый круг. И чем большее число сфер охватывала реформа, тем большее количество кругов возникало. Отсюда получалось, что осуществлять общественные преобразования в России – все равно что бросать камни в озеро. Каждый бросок производит лишь круги на воде. Взбурливший центр быстро стихает, а круги все продолжают плыть и расплываться.

У Сперанского не имелось никаких сомнений в том, что современная ему общественно – политическая система в России изжила себя, что «настало время переменить ее, основать новых вещей порядок». Но отчетливое понимание этой истины дополнялось  у него не менее ясным осознанием того, что для устройства в России нового общественно – политического порядка отсутствовали необходимые предпосылки, в первую очередь достаточно широкий слой воспитанных в новом духе людей – исполнителей.

Реформатор исходил из того, сто самый лучший образ управления при отсутствии соответствующих исполнителей не может производить никакого полезного действия. Несовершенный же во внешних формах, но обеспеченный просвещенными исполнителями порядок не будет вредно сказываться на жизнедеятельности населения.

Много лет спустя, когда жизнь Сперанского вся превратится в воспоминание и настанет время для оценки его деятельности, биографы, историки и писатели примутся критиковать его реформаторские замыслы. Особенно резкой критике подвергнет их Николай Гаврилович Чернышевский (ссылка в Вилюйский острог Якутской области). Писатель – публицист будет беспощадно бичевать Сперанского за то, что основным средством осуществления в России коренных общественных преобразований он полагал официальную правительственную власть – власть законного государя, что наиболее эффективным признавал в России реформы, осуществляемые сверху, а революцию не считал для своей родины полезной. По словам Чернышевского, Сперанский «не понимал недостаточности средств своих для осуществления задуманных преобразований», реформаторская деятельность его «жалка, а сам он странен или даже нелеп». «Он был русский сановник, и, конечно, никогда не приходила ему в голову мысль прибегнуть к замыслам или мерам, несогласным с законными приемами и обязанностями его официального положения».

Сперанский действительно не принимал революционных способов преобразования общества, но данная позиция обуславливалась не только его сановным положением. Он отвергал революцию главным образом потому, что видел в ней лишь разрушение существующих общественных порядков. И у него были серьезные основания для такого понимания революции.

Когда в каком – либо обществе отсутствуют слой людей, в достаточной мере просвещенных и способных наполнить живительной энергией новую общественно – политическую систему, то как возможно посредством революционных мер достичь цели коренной перестройки данного общества? Разве не прав Сперанский в следующем своем высказывании: «Разрушив прежний вещей порядок, хотя несовершенный, но с привычками народными сообразный, если порядок вновь установленный не будет обеспечен разумом исполнителей, он по необходимости родит во всех классах народа тем важнейшее неустройство, что все, и самые обыкновенные, упущения ему приписаны будут».

Революция – взрыв народного негодования против старого порядка, вопль восторга перед порядком новым, разгул страстей народных – разве создает она автоматически тот слой людей, который необходим новому общественно – политическому строю, разве уничтожает она зло, заполнившее собой все поры общественного организма? Не говорит ли мудрая История, что в революциях уничтожаются лишь социальные носители зла, но само зло, если даже и сгорает в огне ее, то затем только, чтобы возродиться, как Феникс из пепла, в ярком оперении революционной фразеологии?

Люди, сообразные сознанием, привычками и поведением своим с характером нового строя, не могут возникать разом – годом – двумя–тремя. Они взращиваются десятилетиями, если не столетием, постепенно, незаметно. Необходимо только создать соответствующие для этого условия, составляющие в совокупности то свободное состояние общественной жизни, в котором для людей существуют широкие возможности проявления своих личностных качеств.

Но мало просто создавать подобное состояние – необходимо поддержание его в течение длительного времени, быть может, целой эпохи, необходимы постоянные, долговременные усилия по развитию просвещения народа, прежде чем получится нужный результат.

Можно ли обеспечить выполнение данной задачи без помощи государственной власти? Всякий реально мыслящий даст на вопрос этот, без сомнения, отрицательный ответ.

Те, кто смыслом всей жизни своей поставил борьбу против существующего в обществе зла  и ведет ее по мере собственных возможностей, всегда подвержены одной большой угрозе – опасности заразиться настроением, чувством, образом мышления своего врага. Борющуюся против бюрократии часто проникаются бюрократическим сознанием и начинают видеть решение общественных проблем в изменениях лишь внешних социально-политических форм организации общества.

Наиболее решительную такую перемену производит революция – отсюда великое с их стороны упование на революцию как на самое подходящее средство искоренения общественного зла. Отсюда и воззрение на революцию как на некое волшебное зелье, мгновенно убивающее все зло в обществе и автоматически обеспечивающее блаженное будущее. Главным, кажется, поэтому, совершить революцию, захватить власть, после чего все само пойдет, как считается, к лучшему. Отсюда и непонимание того, что в действительности самое главное и трудное начинается после революции, что предпринимать ее, заграбастывать в свои руки власть без отчетливого представления о том, что делать дальше, без обоснованных опытом человеческой истории и знанием человеческой психологии рецептов последующей политики – значит бросаться безоглядно в никуда: в пропасть неизвестности и риска, увлекая за собой на бессмысленную гибель целые людские поколения.

Именно вследствие зараженности бюрократическим сознанием происходит неприятие очевидной истины, по которой внешняя свобода для людей осуществима лишь в той мере, в какой они внутренне свободны. Нельзя строить общественное здание прежде, чем заготовлен необходимый для него материал, то есть люди с соответствующими психическими наклонностями, умонастроениями, стереотипами поведения. А материал- то этот заготавливался длительной исторической эволюцией. И поскольку никакая революция отменить данной закономерности не в силах, поскольку перед захватившими власть революционерами интересы общественного прогресса со всей неизбежностью ставят ту же задачу постоянного, долговременного, настойчивого действия в направлении развития просвещения народа, создания и поддержания свободного состояния общественной жизни с предельной гласностью, свободой выражения мнений, господством – диктатурой ПРАВДЫ.

Сперанский, уловивший основное противоречие в эволюции русского общества – противоречие между настоятельной необходимостью в новом общественно – политической устройстве и отсутствием для данного устройства соответствующего человеческого материала – не сумел найти иного выхода из него, кроме медленного, постепенного совершенствования общественной жизни при содействии государственной власти и … времени. Впрочем, выход этот был в тогдашних обстоятельствах единственно реалистичным, русский реформатор не имел здесь выбора – выбор был в другом: какая политическая власть была бы предпочтительнее в качестве орудия преобразования общества по возможному в ту эпоху пути: власть законного государя или же революционная, возникшая в результате революции.

Сперанский выбрал первую, и Чернышевский назвал данный выбор главной его ошибкой. Но взглянем на выбор Сперанского более внимательным взглядом. Только ли в угоду собственному официальному положению сановника сделал он?

Власть революционная в одном, безусловно, превосходила бы власть законного государя – она быстрее последней отменила бы крепостную зависимость. Но можно ли было тогда предположить такое же безусловное превосходство ее и в иных важных отношениях? Можно ли было полагать с уверенностью, что революционеры, ниспровергнувшие законного монарха и захватившие власть в полное свое распоряжение, будут настойчиво действовать в направлении развития политической свободы, создания и поддержания необходимого в интересах прогресса свободного состояния общественной жизни? Очевидно, что никаких гарантий на этот счет не могли дать ни сами революционеры, ни обстоятельства. Более того, на основании объективных обстоятельств позволительно было предположить как раз обратное.

Перед революционерами, захватившими политическую власть, на первый план в государственной деятельности всегда выдвигается задача удержания этой власти. И чем более озабоченными данной задачей делаются они, тем  менее проявляют склонности действовать в направлении развития демократии и свободы. Отмененная в ходе революции крепостная зависимость населения при таком режиме неизбежно возникнет вновь, пусть и в иных, нежели прежде, формах. И тогда людям, мыслящим и страдающим за свое отечество, придется начинать все с нуля, и даже не с нуля, а с минуса, поскольку столкнутся они с более глубокой и обширной развращенностью населения, нежели та, что была фактом до революции. При тогдашнем состоянии русского общества подобный печальный исход был в высшей степени предсказуем. Не личному своему положению царского чиновника в угоду сделал выбор Сперанский, но российской действительности.

Не последнюю роль среди обстоятельств этой действительности играли  также  недовольство законного государя существовавшими в России порядками и желание его переменить состояние русского общества. Это Свое недовольство и стремление к переменам император Александр I постоянно выказывал в общении с окружающими его сановниками.

Как бы то ни было, Сперанский имел предостаточно оснований для самых благих надежд. Та откровенность, с которой писал он свои записки, та жестокая правда о состоянии русской общественной жизни, которую проверял он бумаге, вряд ли оказались бы возможными, не будь они предписаны сверху. Конечно, заказ на правду и реформы давала тогда Россия, но непосредственным-то заказчиком был законный российский государь!..

А между тем … государственный  политический терроризм являлся в Российской империи делом обыденным и где-то даже почтенным: убийцы царевича Алексея, Петра III, Павла I – опытные царедворцы и никакого ущерба не понесли, более того, до конца жизни пользовались авторитетом в обществе.

Совсем иное отношение к оппозиции, осмелившейся использовать террор в своих политических целях,-с виноватыми не чикались, пользуясь в борьбе с ними не столько Уложением о наказаниях, сколько конкретными пожеланиями самодержца.

Терроризм в России нельзя отделять от остального общественно – политического движения. Он возник не сам по себе, и уж, конечно, его никак нельзя отнести за счет недоучившихся студентов, семинаристов и евреев. На это последнее время ненавязчиво, но настойчиво намекают авторы политических talk-show, уподобляясь герою одного из рассказов А.И. Куприна, считавшего внутренними врагами России «сицилистов, жидов и стюдентов».

После разгрома восстания декабристов долго никто не покушался на царскую фамилию – некому было. Первую серьезную заявку на устранение Александра II сделал в 1961 году Михаил Бейдеман, в свое время воевавший в армии Гарибальди  за освобождение Италии, затем работавший в Лондоне у Герцена (и вновь вспоминаем Лондон!).

Покушение было нейтрализовано на корню: Бейдемана задержали на границе и по личному распоряжению императора упрятали в Алексеевский равелин на 20 лет. Вышел он оттуда уже сумасшедшим.

О попытке Бейдемана российская общественность, конечно, ничего не знала. О «Земле и воле», разумеется, тоже. Но о нигилистах была наслышана от И.С. Тургенева, уже написавшего «Отцов и детей». И когда власть затеяла процесс против Серно-Соловьевича и еще трех десятков лиц, уличенных в «сношениях с лондонскими пропагандистами», общественность, в отличие от власти, отнеслась к виновным довольно снисходительно.

Никто не предполагал тогда, что сегодня знает каждый школьник, — декабристы разбудили Герцена, тот – Чернышевского. Последний стал звать Русь к топору, за что и оказался, в конце концов, в Вилюйском остроге  Якутской области, где содержался в качестве одиночного узника в 1872-1882 гг. Нужно заметить, что эта тюрьма была специально построена для участников польского восстания, и в 1866 г. одним из «сидельцев» Вилюйского тюремного замка был один из знаменитых руководителей и идеолог польского восстания  Иосафат Огрызко.

Между тем, следующую попытку цареубийства совершил не дворянин, не чиновник, а разночинец Дмитрий Каракозов. Вроде как студент – недоучка. Но, кроме того, он был членом ишутинской революционной группы, примыкавшей к «Земле и воле». Ишутинцы планировали одновременно с покушением на царя похитить Чернышевского и поднять восстание в Сибири. Это был безумный план, но кто знает, как бы все пошло, если бы…

4 апреля 1866 г. Каракозов во время прогулки императора в Летнем саду выстрелил в Александра II из пистолета. Пистолет дал большую отдачу, невредимый царь кинулся наутек, полиция – в толпу и, не разобравшись, набросилась на ни чем не повинного мещанина Осипа Комиссарова, пришедшего, как и все, взглянуть, на царя – батюшку.

«Что же вы меня-то бьете?» — завопил Комиссаров. «Нешто это я стрелял? Это вона кто стрелял – его и бейте!» — и он указал на Каракозова.

При обыске у Каракозова нашли письмо Ишутина. Власть связала воедино разрозненные факты – и все встало на свои места. Двумя годами ранее состоялась гражданская казнь Чернышевского и его ссылка в Сибирь. Годом ранее туда же сослали Серно-Соловьевича. В окружение Герцена ввели агента охранки, и тому стали известны некоторые детали затевавшегося заговора. Убийство царя должно было стать сигналом к началу всеобщего катаклизма. Но похитить Чернышевского не удалось, организатор Канско – Красноярского заговора Серно – Соловьевич погиб при этапировании в Иркутскую тюрьму, а главное – император остался жив.

Короче говоря, «Земля воля» распалась. Утин эмигрировал. Курочкин вернулся к изданию журнала «Искра». Ишутин сошел с ума в Шлиссельбургской крепости, студента Каракозова повесили, а мещанину Комиссарову пожаловали дворянство.

Через год, 6 июня 1867г., в Париже польский эмигрант Антон Березовский снова стрелял в Александра II. И хотя это был, как сейчас говорят, «польский след», императору не становилось легче: его отстреливали уже на виду у всей Европы. Это его-то, Александра – Освободителя, -автора манифеста об отмене крепостного права…

Десятилетний юбилей отмены крепостного права был отмечен для III отделения полиции событиями, в высшей степени неприятными. За границей организовалась и действовала целая шайка русских «пропагандаторов»: Герцен. Бакунин, Лавров. В I Интернационале функционировала русская секция, наладившая связь с Россией. Парижские коммунары выгнали правительство Тьера Версаль, и какая – то Елизавета Дмитриевна вместе с Луизой Мишель призывали парижанок вешать аристократов на фонарях. Там же под псевдонимом Арман Росс подвизался анархист Михаил Сажин ( в 80-х гг. в качестве ссыльных они с Дмитриевой окажутся в Красноярске, но увидеться так и не смогут).

А в России шел «нечаевский процесс», по которому проходило более 69 человек, все молодежь. И дело было не в том, что студент Нечаев приказал убить студента Иванова за его несогласие с революционной тактикой. Дело в том, что молодежь заинтересовалась этой самой тактикой. И, вооруженная ею, пошла «в народ».

Немного уточнений. В 1876 г. Плехановым сотоварищи была образована революционная организация «Земля и воля-2», просуществовавшая 3 года. После чего она разделилась на «Черный передел» и «Народную волю». «Чернопередельцы» выступали против террора. А позицию народовольцев сформировал Степняк – Кравчинский: «Террор – ужасная вещь. Есть только одна вещь хуже террора – это безропотно сносить насилие».

Правительство стало закручивать гайки. В 1877 г. прошел «процесс 50-ти», на следующий год – «процесс 193-х». Аресты пропагандистов, судебные приговоры, административные репрессии и правительственная новинка – каторжные централы  — не имели эффект, обратный желаемому. Власть не делила оппозицию на пропагандистов и террористов, считая всех смутьянами, посягнувшими на существующий порядок, и за одно это подлежащими каре. Власть бросила смутьянам вызов. И те его приняли.

24 января 1878 г. из Киева в Санкт – Петербург приехала 29-летняя Вера Засулич, узнавшая из газет, что петербургский градоначальник Трепов приказал высечь розгами политического заключенного А.С. Емельянова, не снявшего перед ним шапку. Дождавшись в приемной выхода градоначальника, она выстрелила в него из револьвера. Ранение Трепова, а также последующее оправдание террористки председателем Петербургского суда А.Ф. Кони всколыхнуло всю либеральную Россию.

В феврале 1878 г. в Киеве убит полицейский агент Никонов. В мае «землеволец»  Попко заколол начальника одесского жандармского управления Гейкина. Августовским днем в центре Петербурга Степняк – Кравчинский тоже кинжалом заколол шефа русских жандармов Мезенцева. В феврале 1878 г. в г. Харькове убили генерал – губернатора Кропоткина. Появившаяся через два дня прокламация объясняла мотивы убийства, заканчиваясь предупреждением: «Смерть за смерть, казнь за казнь, террор за террор! Вот наш ответ на все угрозы и преследования правительства. Пусть оно идет прежним путем – и не успеют еще истлеть трупы Гейкина и Мезенцева, как оно снова о нас услышит».

Через две недели был убит провокатор Рейнштейн, выдавший  охранке членов Северного союза рабочих. И, наконец, 2 апреля 1879 г. Александр Соловьев пять раз стрелял в Александра II, безоружный император отделался пулевыми дырками в шинели. А. Соловьева повесили через два месяца. Вообще за 1878-1879 гг.  было казнено 17 террористов.  В следующем году повесили еще пятерых, причем процесс уничтожения был настолько отработан, что Ипполита Млодецкого, покушавшего 20 февраля 1880 г. на царского «серого кардинала» Лорис – Меликова, повесили уже через два дня.

Противостояние продолжалось. 18 и 19 ноября 1879 г. один  за другим были устроены два взрыва поездов, на которых должен был следовать император. Один не сработал, вторым был подорван вагон со свитой.

5 февраля 1880 г. Степан Халутрин устроился в обслугу Зимнего дворца под видом столяра и взорвал столовую, где обедала царская семья. Члены семьи остались невредимыми – пострадала дворцовая охрана.

Правительство и террористы все более напоминали два локомотива, идущие на большой скорости навстречу друг другу. Каждый удар одной стороны парировался еще более жестким ударом противника. Валериан Осинский был казнен за покушение на киевского прокурора Котляровского 15 мая 1879 г. Он скончался в страшных мучениях; петля была накинута неудачно, узел пришелся возле уха. Осинский метался, пытаясь ногами отыскать опору, напирающую на солдат. Первый палач раздраженно крикнул другому палачу Ивану Фролову:

— Что ты сделал? Ведь он мечется!

— Ничего-с, это сейчас кончится, — успокоил палач.

— Но ведь он жив!

— Не извольте беспокоиться. Это уж мое дело. Будет мертв.

Умирая, Осинский долго бился в петле, слыша препирательства палачей. Видя все это, несколько солдат в оцеплении упали в обморок, а в толпе раздавались крики и рыдания.

В ноябре 1880 г. состоялся «процесс 16-ти», и на этот раз власть подошла к «Народной воле» совсем близко: подсудимые А.И. Зундалевич, А.А. Квтяковский и С.Г. Ширяев были членами ее исполкома. Среди других по процессу проходил Иван Окладский, его вместе с четырьмя обвиняемыми приговорили к повешению. Но, оказавшись в камере смертников, Окладский предпочел остаться жить и согласился сотрудничать с охранкой. С тех пор народовольцы все чаще стали попадаться в расставленные сети. Они относили это за счет своей небрежности, не допуская даже мысли, что среди них появился провокатор.

Но хотя подозрительные провалы стали следовать все чаще, остановиться  уже было невозможно. Остановиться – отказаться от борьбы, в которой погибло столько товарищей. А потом Европа восхищалась русскими инсургентами. Два гуру мирового рабочего движения – Маркс и Энгельс – открыто симпатизировали русским террористам.

Парадоксально, но начинали они не как террористы. Почти все будущие боевики вышли из общества «чайковцев», изучали социалистическую литературу, создавали для рабочих кружки самообразования, издавали и распространяли сочинения Чернышевского, Добролюбова, Лаврова, Маркса… и не с бомбами, а с этими книгами шли поначалу «в народ»! Большая часть их, порядка четырех тысяч человек, была сразу арестована («процесс 193-х»), около сотни умерли или сошли с ума. Остальным достались централы, ссылка, поселение в отдаленные места.

Виселица, каторга, ссылка выпадали, как лотерейный билет. Розовского в Киеве казнили только за то, что он отказался сообщить, кто у  него ночевал, других улик против него не было. Дробязкин – за то, что, будучи под подпиской о невыезде, уехал из Николаева в Киев. Четырнадцатилетнюю дочь одесского провизора Вику Гуковскую сослали в Красноярск за то, что в июле 1878 г. она была у здания суда в толпе, протестовавшей против приговора о смертной казни Ивану Ковальскому. Когда какой – то офицер схватил ее и потащил в участок, она дала ему пощечину. Никакой другой вины за ней не было. Но ее приписали к делу уже арестованного Лизогуба и несколько других – получился «процесс 28-ми».

Тогдашняя юстиция, используя расплывчатые формулировки обвинения, часто объединяла в одном процессе разных обвиняемых, подчас малознакомых, добиваясь эффекта широкого заговора. Это позволяло выносить суровые приговоры.

Машина террора набирала ход. Народовольцы готовили «акции» против одесского, киевского, петербургского генерал – губернаторов – Тотлебена, Гессе и Гурко. Кроме того, они начали обсуждать возможность побега Нечаева, сидевшего уже 8 лет в Петропавловской крепости.

Но все было остановлено, отодвинуто ради одной цели – убийства Александра II. НА Малой Садовой, по которой обычно проезжал император, устроили подкоп. 15 февраля экипаж государя проехал по этой улице, но мину еще не успели установить. Исполком «Народной воли» постановил подготовить все к 1 марта 1881 г.

О покушении 1 марта написано достаточно. Царь не поехал по Садовой, как обычно, и если бы не Перовская, моментально вычислившая, что царь обязательно должен поехать по набережной  Екатерининского канала, — неизвестно, чем бы все кончилось. Потому что в результате доноса Окладского лидера «Народной воли» Желябов был арестован еще 27 февраля. Так что бомба Гриневицкого поставила точку не только в биографии царя.

А дальше начались вещи, которые не в состоянии придумать ни один романист. Прокурором по делу «первомартовцев» был Н.В. Муравьев, друг детства Софьи Перовской. Мало того, он был обязан ей жизнью. В свое время отец Муравьева служил губернатором в Пскове, а отец Перовской был при нем вице – губернатором. Семьи жили по соседству, дети дружили. И однажды маленькая Соня с помощью брата и сестры вытащили из пруда тонущего там будущего своего обвинителя. Именно Муравьев требовал выселицы для Перовской. «Обыкновенное нравственное чувство отказывается понимать, — негодовал он, — как могла женщина встать во главе заговора и с циничным хладнокровием распоряжаться злодеянием».

Для него, будущего министра юстиции и крупнейшего взяточника своего времени, действительно было выше разумения, как из правнучки последнего гетмана Малороссии, графа Разумовского, внучки крымского и дочери петербургского губернатора выросла «аскетичная» революционерка, посягнувшая на жизнь российского императора.

Царствование Александра III началось так же, как и правление его деда, — с пяти виселиц. Впрочем, если быть точным – с шести. Шестой должны были повесить Гесю Гельфман. Она была агентом первой степени и, кроме того, входила в Красный Крест «Народной воли». Ее тоже приговорили к повешению, но в связи с беременностью казнь отложили до родов. В Европе поднялась волна протестов. Газеты писали о варварстве русского царя, на имя Александра III шли письма с просьбой о помиловании. Виктор Гюго посвятил Гесе стихи и через князя П.П. Демидова передал царю просьбу помиловать смертников.

За неделю до родов Гельфман перевели в светлую комнату, переодели в чистое белье и поставили шкаф с детским бельем. Петербургская газета «Голос» опубликовала об этом ликующую заметку. У Геси родилась дочка, которую она назвала Соней в память о своей подруге Перовской. Сразу же после родов ребенка увезли, а ее перевели обратно в камеру. Геся умерла от заражения крови. Девочка умрет в приюте через год…

Но вернемся на скаковую, где 3 апреля 1881 г. поставили виселицу с шестью петлями.

Первым повесили Николая Кибальчича, перед казнью передавшего администрации тюрьмы письмо со своим проектом реактивного летательного аппарата.

Вторым встал на скамейку Тимофей Михайлов, ему надели петлю, но через пару секунд он сорвался с виселицы. Снова встал, поднялся на скамью, палач надел петлю – и опять сорвался. В третий раз его уже поднимали. Палач накинул петлю, и снова пеньковые волокна начали лопаться. Тогда палач ухватил соседнюю петлю, предназначенную для Гельфман, и набросил ее на Михайлова. Так он и повис – задушенный двумя петлями.

Третьим был девятнадцатилетний студент Николай Рысаков, упорно цеплявшийся за скамьи. На набережной Екатерининского канала его бомба была первой, но она лишь повредила карету. Второй бомбой Гриневицкий смертельно ранил царя и себя – так что в руках полиции Рысаков остался один. Одному было страшно, и он начал выдавать всех, ког помнил: Перовскую, Михайлова, Кибальчича, беременную Гесю Гельфман, даже мертвого Гриневицкого. Но, выдав имена и явки, он уже не был нужен. И его повесили с теми, кого он предал.

На эшафоте Перовская попрощалась со всеми – кроме Рысакова. Она была предпоследней и, видя смерть товарищей, крепилась, как могла. Однако в последние минуты силы покинули ее, и помощники палача под руки подняли на скамью потерявшую сознание девушку. Последним под петлю спокойно встал Андрей Желябов – лидер «Народной воли»…

Вешал их палач Иван Фролов – тот самый, который раньше вешал в Киеве их товарищей.

Указание Александра III «судить убийц родителя и всех повесить» было выполнено, но не остановило террористов. 18 марта 1882 г. в Одессе был убит военный прокурор генерал Стрельников, а совершившие «акцию» Степан Халтурин и Николай Желваков через 4 дня были повешены. И чем жестче вело себя правительство, тем больше множилось число его противников. Можно сказать, правительство само их создавало. Вот пример.

Еще в 1875 г. состоялся процесс «долгушенцев». Этих уж никак нельзя было отнести к террористам. Александр Долгушин создавал тайный кружок, печатавший прокламации. За три прокаламации Долгушин и Дмоховский получили по 10 лет каторги, Камов – 8 лет, Папин и Плотников – по 5 лет. Интересно, что среди народа прокламации успехом не пользовались, их брали в основном на самокрутки. Но уплачено было сполна: Гамов и Плотников сошли с ума, Дмоховский умер по пути на каторгу.

В июле 1881 г. этап Долгушина прибыл в Красноярск. Здесь служил губернским прокурором его отец. Всем политссыльным ослабили режим, вечерами они свободно собирались вместе, общались – казалось, все складывалось прекрасно. Но Долгушин организовал побег студенту Малавскому. Губернского прокурора отправили на пенсию, сына – на Карийскую каторгу, самое гиблое место. Там он организовал еще два побега. После чего был заключен в Шлиссельбургскую крепость, где умер от чахотки в 1885 г.

К чему вся эта история? После казни «первомартовцев» в революционных кругах ощущался недостаток в опытных, энергичных руководителях. Исполком «Народной воли» поручил Юрию Богдановичу устроить побег из Красноярской тюрьмы Долгушину, которого прочили в руководители «Народной воли».  Богданович прибыл в Красноярск с документами старшего советника МВД Михвиевича. С «долгушинцами» было организовано свидание, выработан шифр для переписки. Условились бежать на Канском, на Бирюсинском этапе, но после истории с Малавским Долгушина увезли из Красноярска – и побег не состоялся.

Это была последняя попытка найти «Народной воле» лидера, равноценного Желябову и Перовской. Лидера не нашли, и организация распалась. В 1887 г. группа социалистов – федералистов решила возродить «Народную волю», она просуществовала пару лет и была разгромлена полицией. Тем не менее люди, именовавшие себя «народовольцами», никуда не делись. И они еще долго не давали покоя российскому императору под номером три. В 1881 г. в Курске прошел «якобинский процесс». В 1882 г. – «процесс двадцати»; в 1883 г. – «процесс семнадцати», в 1884 г. – «процесс четырнадцати», в 1887 г. – «процесс 21-го».

В 1886 г. МВД и Департамент полиции с благосклонного согласия Александра III распорядился всех «обвиняемых еврейского происхождения высылать в наиболее отдаленные местности Восточной Сибири, каковыми были признаны Колымский и Верхоянские округа Якутской области», одновременно увеличивался срок административной ссылки с пяти до десяти лет.

22 марта 1889 г. в г. Якутске более двадцати политических ссыльных («монастырская трагедия») отказались выезжать к месту отбытия наказания и оказали вооруженное сопротивление полиции и солдатам. При обстреле дома Монастырева пятеро ссыльных были убиты. Со стороны полиции умер от тяжелой раны полицейский Хлебников, были легко ранены несколько солдат.

Прибывшая из Иркутска судебно – следственная комиссия приговорила троих политических ссыльных к смертной казни через повешение – остальных к длительным и бессрочным срокам каторги. Одного из приговоренных – Коган-Беренштейна поднесли к виселице прямо на кровати, так как после ранения ему отрезали ноги. Казненного политссыльного Н. Зотова похоронили прямо за тюремной оградой, а Коган-Беренштейна и А. Гаусмана – на еврейском кладбище на окраине Якутска. Суд состоялся без адвокатов и общественных защитников.

На всю Россию прогремел Якутский вооруженный протест (18 февраля – 7 марта 1904 г.), также организованный политическими ссыльными. Основанием вооруженного сопротивления являлась причина: нежелание политических ссыльных выполнить решение царской администрации. Вооруженное противостояние не обошлось без жертв с обеих сторон. На состоявшем судебном процессе в Якутске участвовали два известных адвоката России – Беренштейн и Руднев. В предварительном следствии участвовал наш земляк – адвокат до 1917 г. В.В. Никифоров.

Участие адвокатов себя оправдало. Во-первых, никто из участников протеста не был казнен, а во-вторых, через несколько лет практически все осужденные по Якутскому вооруженному протесту были амнистированы.

Когда профессор Петербургского университета Д.И. Менделеев получил известие о казни через повешение студента Александра Ульянова, он горестно воскликнул: «Эти проклятые социальные вопросы, это ненужное увлечение революцией – сколько оно отнимет великих дарований! Два талантливейших моих ученика, которые, несомненно, были бы славой русской науки – Кибальчич и Ульянов пожраны этим чудовищем…»

К тому времени Ивану Каляеву, будущему убийце дяди Николая II, великого князя Сергея Александровича, исполнилось 10 лет, а будущему руководителю боевой организации эсеров, террористу №1 Борису Савинкову – 8 лет. И они оба еще учились в гимназии.

Палача Ивана Фролова изобличили только после 1917 г. – он был осужден, попал в концентрационный лагерь, и там его следы потерялись.

А в Шлиссельбургской крепости в арестантском деле Александра Долгушина найдут прощальное письмо, адресованное в Красноярск сыну Саше, который этого письма никогда не прочтет. Потому что к тому времени, когда его обнаружат, уже не будет в живых ни самого Долгушина, ни его сына, ни Российской империи.

Надо заметить, что в царствование Александра III самодержавие усовершенствовало свою карательную политику, что позволило ему разгромить внутренне ослабленную «Народную волю». «Положение о мерах к сохранению государственной безопасности и общественного спокойствия».

Документ предусматривал, что любая местность могла быть объявлена на чрезвычайном положении, глава губернии имел право запрещать собрания, закрывать учебные заведения и органы печати, арестовывать и высылать без суда неугодных лиц. С 1883 г. стали действовать охранные отделения (охранка) – жандармские органы, специализирующие на агентурной и оперативно – розыскной деятельности.

В августе 1882 г. приняты Временные правила о печати. Отныне совещание четырех министров (внутренних дел, юстиции, народного образования и обер – прокурора) получило  право закрывать любые издания и запрещать неугодным лицам заниматься журналисткой деятельностью.

В 1884 г. появился новый университетский устав, ликвидировавший выборность профессоров, деканов, ректоров, резко ограничивший права университетского самоуправления. Правительство стремилось придать образованию сословный характер: плата за обучение была повышена: а министр народного просвещения издал в 1887 г. так называемый «циркуляр о кухаркиных детях», предписав не допускать в гимназии  детей из низших сословий. Так, например, для лиц еврейской национальности ценз составлял только лишь 3% от общего числа студентов. Вместе с тем поступало в высшие учебные заведения действительно только лишь 3% евреев, а заканчивало университеты уже почему-то 40% лиц упомянутой национальности («200 лет вместе», Александр Исаевич Солженицын).

В 1889 г. принят закон о земских начальниках, касавшихся местного крестьянского управления. Сословная особенность крестьянского управления сохранялась и закреплялась, она была отдана под власть земских начальников.

В 1890 г. вышло новое земское положение, значительно усилившее власть администрации над местным самоуправлением. Выборы в земство стали проводиться строго по сословному признаку, представительство дворян значительно увеличилось. В 1892 г. принято новое городовое положение, значительно урезавшее самостоятельность городского самоуправления, в три-четыре раза уменьшилось число городских избирателей.

Несколько раз правительство предпринимало наступление на судебные учреждения, однако решительных преобразований здесь провести не удалось, пришлось ограничиться незначительными поправками.

В социально – экономической политике правительство стремилось защищать интересы дворянства. Для этого был учрежден Дворянский банк, принято выгодное для помещиков Положение о найме на сельскохозяйственные работы. Правительство пыталось предотвратить социальное расслоение крестьянства; были ограничены семейные разделы крестьян, приняты меры против отчуждения крестьянских наделов.

Реакционная политика Правительства Александра III провозглашала утверждение национально – самобытных начал в жизни России. Это сказывалось в ухудшении положения нерусских народов, религиозных и национальных меньшинств. Принят ряд стеснительных мер в отношении евреев, проводилась русификация Прибалтики. Мерами государственного принуждения нередко подкреплялись действия православных миссионеров в разных концах российской Империи – среди лютеран Прибалтики и униатов Западной Украины, мусульман Поволжья и буддистов Забайкалья, старообрядцев и сектантов.

Реакционные преобразования 1880-1890 г.г. получили название контрреформ. Провести их позволило отсутствие сил, способных создать действенную оппозицию политике правительства. Своей цели контрреформы не достигли и хода истории остановить не могли, в то же время они крайне обострили отношения между правительством и обществом. Придерживаясь реакционного курса в политике, правительство Александра III вынуждено было поощрять развитие капитализма в социально – экономической сфере. Нарастали угрожающие диспропорции, чреватые общественным потрясением.

_____________________________________________________________________________

Несколько слов о жизненном пути адвокатов, участвующих в «революционных процессах», состоявшихся в Якутском окружном суде.

Александр Сергеевич Зарудный, родился (19) 31 августа 1863 года умер в Царском Селе 30 ноября 1934 года (гор. Ленинград). Отец – Сергей Иванович Зарудный (1821-1887 гг.) сенатор, тайный советник, один из главных деятелей судебной реформы 1864 года. С 1902 года присяжный поверенный Петербургской судебной палаты. Принадлежал к так называемой «молодой адвокатуре», занимавшейся политической защитой в разных городах России и оппозиционно настроенной к царскому режиму. Участвовал в защите обвиняемых по таким громким делам, как процессы якутских ссыльнопоселенцев (1904 г. «романовское дело» о вооруженном протесте против действий администрации); боевой организации эсеров (1905 г.), лейтенанта П.П. Шмидта и др. участников восстания на Черноморском флоте (1906 г.), о подготовке покушения на Николая II. Кроме того, участвовал в «литературных процессах», защищал писателей, издателей, журналистов, привлекавшихся к ответственности за критику существующих порядков. Во время «романовского дела» доказывал законность неповиновения незаконным действиям властей, рассматривал протест как необходимую оборону. В своей защитной речи фактически солидарен со своими подзащитными.

«Со всем убеждением, на которое я способен, со всей моей верой в конечное торжество добра, со всей моей беспредельной любовью к Родине, я прошу присоединить и мою подпись к протесту от 18 февраля».

Особую известность Александр Зарудный, как адвокат, получил во время «дела Бейлиса» в 1913 году. По словам адвоката А.А. Демьянова, Зарудный был душой этого процесса и вряд ли без Зарудного мог пройти так блестяще этот процесс, несмотря на речи Маклакова, Грузенберга и др. Зарудный взял на себя труднейшую задачу, требовавшую огромного труда и эрудиции, доказать, что по учению самих евреев никаких ритуальных убийств совершено быть не может. Он произнес прекрасную речь, но весь блеск его защиты заключался к гражданским истцам, когда он, отвергая их доводы и ссылаясь на Талмуд и другие книги еврейства, показал, как глубоко изучил он свой предмет, свою находчивость и блеск в реплике.

По словам юриста Б.С. Утесова, Зарудный был скромным в жизни, лишенным честолюбия человеком. Он не гнался за гонорарами, не думал о заработках и весь отдавался защите на политических процессах. Мне вспоминаются судебные заседания по политическим делам, у которых лидером защиты был Зарудный и в которых мне приходилось участвовать на скромных ролях. К словам Зарудного мы все прислушивались. Уважением он пользовался и у старых адвокатов. Он производил сильное впечатление на присяжных заседателей. Награды: орден св. Анны 3 степени; орден св. Станислава 2-й степени.

Беренштам Владимир Вильяминович. Родился  в семье педагога 30 декабря 1870 года (гор. Киев), умер 31 октября 1931 года (гор. Ленинград). Работал санитаром в Саратовской губернии во время тифа и холеры. Выступал в качестве адвоката на известных политических процессах: Якутский вооруженный протест (1904г.); по делу Каляева И.П. (1905 г.). При большевиках недолго исполнял обязанности юрисконсульта в торгпредстве в г. Прага. Автор многих литературных очерков об адвокатской деятельности. Перезахоронен на Казачьем кладбище Александро – Невской лавры. «Первый рабочий адвокат в России и политический защитник» — надпись на памятнике из красного гранита.

Никифоров Василий Васильевич – Кюлюмнюр. Родился в Дюпсинском наслеге (ныне Усть – Алданский улус) в 1866 году. Учился в Якутской прогимназии. Заочно получил юридическое образование. В начале 90-х гг. назначен улусным головой. В дальнейшем работал в Якутском статистическом комитете, а затем частным поверенным (адвокатом) в Якутском окружном суде до 1917 года. Адвокатская деятельность Никифорова В.В. изучено плохо. Известно, что Никифоров В.В. участвовал в качестве присяжного поверенного по делу об якутском вооруженном протесте 1903 года. Создатель в 1905 году оппозиционного «Союза якутов», как участник «Союза» просидел полтора года в тюрьме, где и написал первую историческую якутскую литературную драму о народном герое Василии Федорове – Манчаары. Скончался 15 сентября 1928 года в тюремной больнице гор. Новосибирска. Реабилитирован в 1991 году.\

Некоторые сведения, которые позволят более полно понять и осмыслить изложенное в настоящем историческом очерке.

В публицистике четко выделяются два направления: монархическое и либеральное. Наиболее четко взгляды первого в своих рядах выразил облаченный властью П.А. Столыпин своими заявлениями о «вывесочности» ожидаемого  закона о равенстве православия с еврейством и магометанством, что Россия – государство Русское, а русский царь, утверждающий законы, был, есть и будет Царь Православный.

В противовес ему публицисты либерального толка Д.С. Мережковский, В.И. Ленин настаивали на немедленном предоставлении евреям свободы от ограничительного законодательства и полного равенства с русским народом как необходимым условием социальной эмансипации последнего (Казарян П.Л., Якутск, СВФУ).

В 1878 году принято Постановление об административной ссылке (то есть ссылке без суда и следствия). В нем говорилось: «Государственных преступников из числа евреев ссылать в наиболее удаленные места Якутской области – Колымский и Верхоянский округ».

22 мая 1888 года был подписан указ министра МВД Российской Империи, в котором говорилось:«…евреев подвергать исключительно ссылке в Восточную Сибирь… Установленный для административной ссылки пятилетний срок увеличить до десяти лет».

С конца 1862 года в Якутской области проживало 94 еврея. В 1879 году – 423, 1889 – 550 (375 мужчин); в 1897 году – 560 (320 мужчин), в 1909 году – 641.

Г. Лурье приходит к выводу, что полного расцвета ссылка в Якутской области достигла в последнюю четверть 19 века.

История становления Российского государства неразрывно связана с процессами формирования его населения. Россия всегда была одним из самых многонациональных государств, поэтому проблема «строительства» взаимоотношений между людьми с разными культурными традициями и историческими судьбами на отдельных этапах ее истории оставалась для нее актуальной. Безграмотность или ненужность в решении национального вопроса для многонационального государства чревата двумя крайностями: либо полным национальным нивелированием, растворением старых народов в господствующей нации, либо уродливыми, воинственными формами проявлением национального «лица», ведущим к межнациональным конфликтам и как следствие – к долговременным стереотипам неприятия тех или иных народов и фобиям. (доктор исторических наук Кольмина Лилия Владимировна, Иркутск, 2003).

Для подготовки материала использовались материалы: В. Томсинов «Сперанский» г. Москва, 2006г.; В. Кузнецов «Русский терроризм, XIX век»; Материалы дома – музея «Романовка» История якутской ссылки»; В. Беренштейн «Речь защитника по Якутскому процессу» г. Ростов-на-Дону, 1906 г., и др.

Рубрика «Вехи»

Статьи с газеты «Ваше право»

1. от 23-29 января 2014г. стр. 18 -19
2. от 30 января-05 февраля 2014г. стр. 18-19
3. от 13-19 февраля 2014г. стр. 20

Юрий Припузов,

президент Адвокатской палаты РС(Я),

заслуженный юрист Республики Саха (Якутия)